— Нет, Наталья Петровна, я не ваша дойная корова. И не дурочка с расписными щёчками. Это моя квартира, а не ваш личный банковский залог.
Ирина сидела на кухне с чашкой кофе, всё ещё не веря, что квартира теперь официально её. Бумаги были оформлены, печати поставлены, бабушкина трёшка в сталинке — теперь её полноправная собственность. Не в ипотеку, не по брачному договору — а по-настоящему, с наследством, как в кино. Только в кино, кажется, не бывает Натальи Петровны.
Дверной звонок раздался, как по расписанию, в 9:01.
— Ага, ждали, — проворчала Ирина, вставая.
Открыла. На пороге стояла она — свекровь. В пальто, застёгнутом до самого подбородка, и с пакетом из «Магнита». Там обычно орудовали её «подарки»: просроченные пряники, баночка сгущёнки и мораль.
— Здравствуй, Ирочка, — как-то слишком ласково протянула Наталья Петровна, заглядывая внутрь. — Ой, ты одна? А где Виктор?
— На работе. Где ему ещё быть во вторник утром?
— А я, представляешь, мимо шла, решила заглянуть. Ножки бы размять… — Она уже шла по коридору, скинув обувь.
— Мимо? Через полгорода? Пешком? — фыркнула Ирина, закрывая дверь.
Наталья Петровна прошла на кухню, обвела взглядом интерьер: ничего нового. То же бабушкино кружево на столе, тот же старый холодильник «Бирюса», который гудел, как трактор. Но взгляд у неё был, как у аудитора из налоговой.
— Всё никак не приберёшься, да? Вот скажи мне, Ирочка, ну как можно жить в этом бардаке? Посуду моешь — мимо раковины. Полы моешь — волосы по углам. Что, Виктору всё равно, что у него в доме?
Ирина отхлебнула кофе, не глядя на свекровь.
— У него дома — это где? У нас с ним один дом или два? А то я уже запуталась, с тех пор как ты стала приходить каждый день и раздавать приказы.
— Я ж как мать! — возмутилась та, но сдержанно, с воспитанной обидой. — Я хочу, чтобы у моего сына было уютно! Чтобы ты, как жена, была примером, а не…
— Не что?
— Ну ты поняла.
— А, то есть лучше бы он жил один, в чистоте и тишине, и приходил к тебе обедать по расписанию?
— Слушай, Ирочка, не начинай. Я ведь не враг тебе, честное слово. Я наоборот… помочь хочу. Вот, — она порылась в пакете и вытащила пачку яиц и зелёный лук, — принесла, омлет сделать. Как Виктор любит.
Ирина молчала. Она прекрасно знала: если в доме появляется яичница, значит, разговор сегодня будет жирным. Наталья Петровна никогда не приносила еду просто так.
— Ну, коль пришли — садитесь, — кивнула Ирина. — Только я есть не буду. У меня от ваших омлетов потом живот крутит. Видимо, не любовь это, а гастрит.
— Какая ты смешная, — сухо улыбнулась свекровь и достала из сумки салфетки. — А между прочим, гастрит — от нервов. А нервы — от обстановки в доме. А обстановка — от женщины.
Она ловко разбила яйца в сковородку, всё время поглядывая на Ирину. Та уже знала: сейчас будет главная тема визита.
— Я вот всё думаю, — начала Наталья Петровна с невинным видом, — может, тебе стоит поговорить с Виктором насчёт квартиры?
Ирина не ответила. Просто смотрела, как пузырится масло.
— Ну, что это такое… Он твой муж. А квартира — как бы ваша общая. Но формально она записана только на тебя. А если что случится?
— Например?
— Ну мало ли. Авария. Или… развод. Да ты не бойся, я не каркаю. Просто рассуждаю. Как человек, который думает на десять шагов вперёд. Я вот своего мужа пережила, и если бы он на меня всё не оформил — сидела бы сейчас у подруг по углам. А ты же не хочешь, чтобы Виктор оказался в такой ситуации?
— Наталья Петровна, — Ирина говорила медленно и тихо. — Я не собираюсь с ним разводиться. Но и передавать ему квартиру, чтобы вы её потом продали и покрыли свои долги — не собираюсь тоже.
Свекровь замерла с лопаткой в руке.
— Какие долги?
— Те, что по суду. Те, о которых вы сыну не говорили. Думаете, он не узнает? Или что я не проверю, кто звонил вам вчера в три ночи? Виктор не стал поднимать трубку, а я подняла. Очень интересные люди. Очень вежливые. Только голос у них был… скажем так, не праздничный.
Наталья Петровна резко выключила плиту.
— Значит, ты копаешь?
— Не копаю. Я берегу то, что мне оставили. С любовью и заботой. А вы приходите сюда, как в супермаркет: взять, забрать, продать.
— Я тебе не враг! — голос у неё дрогнул, но глаза оставались острыми, как лёд. — Я мать твоего мужа. Это не просто статус, это ответственность. Я за него горло перегрызу кому угодно!
— Перегрызите тому, кто вас в долги загнал. Я — не крайний.
Они замолчали. На кухне повисло тишина, в которой отчётливо гудел холодильник. Наталья Петровна молча поставила сковородку в раковину, вытерла руки и поправила воротник.
— Я пошла. Но мы этот разговор продолжим.
— Обязательно, — с усмешкой ответила Ирина. — Возьмите только омлет с собой. А то жалко будет — у нас тут, знаете ли, не столовка.
Когда дверь за свекровью закрылась, Ирина сделала глубокий вдох и впервые за много дней почувствовала, как сходит напряжение. На кухне пахло луком, раздражением и победой. Маленькой, но своей.
Она сделала ещё один глоток остывшего кофе и прошептала:
— Ну что, бабушка… берегу, как ты просила.
Ирина сидела в кресле, закутавшись в плед. Утро началось с привычного скрипа межпозвоночного диска и СМС от Сбера: «Поступление на карту 578 рублей». Смешно. За коммуналку не хватит, а тут, как назло, выходной — значит, дома оба. И Виктор, и его мама, в смысле — святой дух, как она себя называла, когда приходила «на часочек».
Сегодня дверь открылась не в девять, как обычно, а в половине одиннадцатого. Не звонок. Ключ. Виктор вошёл как-то неловко, будто в чужую квартиру.
— Привет, — буркнул он, ставя пакет на кухню. — Купил йогурты и хлеб.
— Героизм зашкаливает, — отозвалась Ирина, не вставая. — Орден тебе вручат?
— Ну ты сразу начинаешь, — Виктор прошёл в комнату, присел напротив. — Я хотел просто по-человечески поговорить.
— О, а это что-то новое. Обычно ты либо молчишь, либо слушаешь маму.
Он вздохнул. Промолчал. Потом:
— Ирина, давай по-доброму. Квартира большая. Мы живём вместе. Ну и пусть будет оформлена на нас двоих. Что в этом плохого?
— Плохого? Да всё. Она — моя. Подарок от бабушки. С нотариусом, с наследственным делом, с печатями и клятвами. Где ты в это время был, напомни?
— Ну я же не претендую. Просто… так спокойнее. Ну мало ли…
— Вот именно — мало ли. А ты знаешь, Виктор, что твоя мама набрала микрозаймов на 430 тысяч рублей? Я вот — знаю.
Он замер. В глазах мелькнуло — нет, не удивление. Скорее, «а, уже в курсе».
— Это… временно. Мы с ней решим. Я с ней поговорю, я…
— Она не хочет говорить. Она хочет квартиру. Причём быстро. И знаешь, что смешно? Я даже не злюсь. Я уважаю амбиции.
Он встал. Смотрел в пол. Теребил край футболки.
— Ира… ну ты пойми. Ей негде жить, у неё долги, ей тяжело. Я не могу её бросить. Это же мать.
— А я кто? Хозяйка квартиры или арендодатель с мягким сердцем?
Он посмотрел на неё, наконец — в глаза. И было в этих глазах… усталость. И слабость. Ни капли мужской решимости.
— Я хочу, чтобы ты оформила половину на меня. Просто на всякий случай. Ну, если что, чтобы всё было честно. А то мама говорит…
— Ага! — она вскочила. — Мама говорит! А ты хоть раз в этой жизни сказал что-то своё, без маминых цитат?
— Я пытаюсь быть между вами, — пробормотал он, — не выбирая.
— А надо, Витя. Пора уже выбрать. Или ты с женой, или с мамой.
Молчание. Только холодильник пыхтел в углу, как обиженный кот.
— Я же не предлагаю продать! Просто переписать половину. На бумаге. Ради порядка.
— Ты даже не понял, да? — Ирина вдруг села, очень спокойно, как будто решила объяснить урок первоклашке. — Если я подпишу, твоя мама скинет свою «долговую шкуру», выставит нас на продажу через третьего риелтора и исчезнет с авансом. А ты потом будешь хлопать глазами и говорить, что не знал.
— Не надо утрировать.
— Это не утрирование. Это опыт. У неё за плечами три переоформленных дачи, два брака и один побег в Минеральные Воды. Ты хочешь верить, что она добрая бабушка? Да пожалуйста. Только тогда пусть она начнёт с извинений и выплаты процентов по микрозаймам, которые ты, между прочим, гасишь из своей зарплаты.
— Я думал, ты поймёшь, — он встал. — Я тебя просил по-хорошему.
— А я тебе — по фактам. Уходи. Пока не начал просить по-плохому.
Он не спорил. Пошёл на кухню, вернулся, накинул куртку.
Уже в дверях сказал тихо:
— Ты думаешь, ты одна такая умная? Всё предусмотрела? Посмотрим.
— О, это угроза? — усмехнулась Ирина. — Прекрасно. Давай. Только предупреждаю — у меня теперь нервов нет. А без нервов я, знаешь, какая опасная.
Он ушёл.
Ирина закрыла дверь, дважды повернула замок. Потом оперлась на стену и рассмеялась. Не громко, не весело — устало. В этом смехе не было ничего лёгкого, кроме иронии.
Через час пришло сообщение:
«Дорогая Ирина Сергеевна. В связи с семейными обстоятельствами предлагаю мирное соглашение по поводу долевой собственности квартиры…»
Она перечитала три раза. Потом набрала ответ:
«Сначала поговорите с адвокатом. Потом с психотерапевтом. Только потом — со мной.»
Удалить?
Нет. Отправить.
С утра зазвонил домофон.
— Ирина Сергеевна? Курьер. Подпишите.
— В лифт не помещается что ли? — буркнула она, натягивая халат. Думала — посылка, может, заказ из аптеки.
Курьер оказался слишком уж официальным. В руках — папка и копия документов. Она уже знала, что это.
— Повестка в суд.
Не глядя расписалась. Захлопнула дверь и села на пуф в прихожей. Полежала так пару минут, потом открыла папку. Всё было строго, сухо и беспощадно, как хреновая манная каша:
«Виктор П. подаёт исковое заявление о признании права на долю в квартире…»
— Ах ты, мелкий засранец… — проговорила она почти с восхищением. — А я думала, ты просто подкаблучник. А ты, гляди-ка, с зубами.
На третий листке подпись — Виктор. Зато адрес для связи был мамин. Значит, там и затаился наш боевой кролик. Сцена, конечно, абсурдная — женщина, с повесткой в руке, в халате с утками, и чувствует не страх, а злость. И чуть-чуть азарт.
Уже в понедельник Ирина сидела у адвоката. Тот — молодой, с рыжим вихром и крошками от пончика на брюках.
— Прекрасный кейс, — сказал он, перелистывая бумаги. — Вас хотят обвинить в том, что вы… получили законное наследство. Ход гениальный. Глупый, но гениальный.
— Ну что, много шансов у принца Виктора?
— Если судья — его мама, то да. А так — ноль. Но предупреждаю — Наталья Петровна будет давить на жалость. «Старая женщина без крыши над головой», «сына выбросила, как собаку», «квартиру оттяпала хитростью» и вот это всё.
— Могу её переплюнуть. У меня есть фото долговых расписок, скрины с угрозами, и аудиозапись, как она орёт, что «выкинет меня отсюда, как кошку».
Адвокат усмехнулся.
— Тогда будет весело.
Суд. Маленький зал. Свет тусклый, как совесть у Виктора.
Наталья Петровна сидела в первом ряду, с лицом мученицы, которой принесли не свечку, а динамит.
Виктор — сбоку, скромный, глаза в пол.
Судья — женщина лет шестидесяти, с острым взглядом и прической «всё успела, кроме счастья». Начала с вопросов.
— Виктор Павлович, поясните, почему вы считаете, что имеете право на долю?
Виктор кашлянул, неуверенно:
— Ну… я же её муж… Мы вместе живём… я ремонт делал… у меня полочка висит…
— Полочка? — переспросила судья. — Это серьёзно. А что ещё?
— Ну… мы вместе… всё делим…
— Да? А счета за квартиру на кого оформлены?
Молчание.
— Ремонт оплачивали вы?
— Нет, бабушка Ирины…
— То есть вы жили бесплатно в квартире, которую жена получила по наследству. И теперь хотите…?
— Ну, как бы… просто чтобы по справедливости…
Тут встала Наталья Петровна. С фальшивой слезой в голосе:
— Я мать! Я его мать! Мы семьёй должны быть! Она его отлучила! У него ничего нет! Она хочет всё себе!
Судья прищурилась:
— Вы кто по делу?
— Я… как бы… потерпевшая…
— Тогда сидите. Это не шоу. Если вы хотите устроить драму, я могу вас оштрафовать. Или отправить в театр. Там любят такую экспрессию.
Ирина встала. Спокойно, но твёрдо:
— Уважаемый суд. Мой муж не только ничего не вложил, но и поддерживал мать, когда та шантажировала меня. У меня есть доказательства. Вот — распечатки угроз, записи, документы о займах, в которых фигурирует его подпись как поручителя.
Судья взяла папку. Пролистала. Подняла брови. Потом посмотрела на Виктора с выражением: Ну ты и дурачок.
— Понятно. Решение будет через десять минут. Заседание закрыто.
Через час они стояли у выхода.
Наталья Петровна кипела:
— Я тебя родила! А ты не смог даже отобрать у этой стерви квартиру!
— Мама, хватит…
— Что — хватит? Я на тебя всю жизнь положила! Ты из-за неё живёшь как терпила! Она тобой крутит! А теперь я на улице!
Ирина подошла. Резко, но без грубости.
— Наталья Петровна. Если вы будете стоять тут ещё три минуты, я вызову полицию. Угрозы у меня записаны. Клевета — тоже. Долги — ваши. Сын — тоже ваш. Квартира — моя. До свидания.
Виктор смотрел на Ирину, как на чужую. Она — в пальто, уверенная, спина прямая. Он — в куртке с залоснившимся воротом и мятой справкой от мамы.
— Ира… можно поговорить?
— Поздно. Я тебя уже выслушала в суде. Повторяться не люблю. Удачи. С мамой не забудь переписать гараж — может, хоть он тебе останется.
Через две недели Ирина сняла двери в квартиру и поставила новые. Замки — тоже новые.
Вечером заварила чай, открыла ноутбук и подала заявление на развод.
Спокойно. Без истерики. Просто — как выключить лампу.
Потом села, включила старый сериал.
А за окном шёл снег. Впервые за долгое время он не раздражал. Даже наоборот — был таким… правильным.
ФИНАЛ.
Ирина осталась одна, но — с собой.
Без предателей, без мамочек, без полочек на стене.
И впервые — с тишиной в голове, которую не нужно защищать.
И ведь, правда… лучше одна, чем с этим «наследством».
