Это была обычная, ничем не примечательная семья: мать и её двое сыновей-близнецов. Они жили в небольшом городе, где все друг друга знали. Женщину звали Наталья, а её детей — Лев и Матвей. Все трое были любимы в округе: Наталья преподавала музыку в местной школе, а мальчики учились в пятом классе и участвовали в конкурсах, играя на скрипке и фортепиано.
Но в один из весенних дней случилось то, что потрясло весь город.
Утром соседи почувствовали неладное — дом Натальи был тёмным и тихим, хотя в это время обычно доносилась музыка или детский смех. Один из соседей, обеспокоенный тишиной, зашёл через незапертую дверь и обнаружил ужасающую картину: мать и двое детей лежали без движения. Скорую вызвали немедленно, но прибывшие медики констатировали смерть всех троих.
Причина смерти была неясна. Следов насилия не обнаружили, газа в доме не было, окна были закрыты. Семья казалась уснувшей навеки.
Новости разлетелись мгновенно. Весь город скорбел. Подготовка к похоронам шла в трауре, со слезами и непониманием. Что могло убить сразу троих, при этом не оставив следов? Разговоры не утихали.
Настал день прощания. Люди заполнили зал прощания. Цветы, тихая музыка, слёзы. Три гроба стояли в ряд: в центре — Наталья, по бокам — Лев и Матвей. Открытые крышки, белые подушки, светлая ткань. Всё выглядело как положено. Все склоняли головы в последнем почтении.
И вдруг — тишину нарушил чей-то крик. Женщина в первом ряду вскочила:
— Он моргнул! Ребёнок моргнул!
Все замерли. Кто-то отшатнулся, кто-то подошёл ближе. Гроб, в котором лежал Лев, теперь стал центром всеобщего внимания. Глаза мальчика действительно чуть дрогнули, веки приоткрылись. Потом дрожащие пальцы слегка пошевелились.
Паника. Крик. Шок. Кто-то бросился звонить в скорую. Другой — к мальчику, проверять пульс.
— Он живой! — раздался мужской голос. — Он жив, Господи…
Все обернулись на врача, который стоял в углу. Это был именно тот человек, что накануне подписал свидетельства о смерти.
— Этого не может быть… — прошептал он, — я проверил… трижды…
Приехавшие врачи тут же забрали Льва в реанимацию. Начались срочные обследования. Оказалось, мальчик страдает крайне редким состоянием — синдромом псевдосмерти. В состоянии сильного шока и при определённых обстоятельствах его жизненные показатели падали до почти неуловимых. Его сердце билось очень медленно, дыхание было поверхностным и редким. Без специальных приборов ошибиться было легко.
Он выжил. Но история только начиналась.
Вернувшийся к жизни Лев находился в тяжёлом состоянии, но всё понимал. Врачи и следователи ждали, когда он сможет говорить. А пока начали копать глубже.
Провели повторное вскрытие Натальи и Матвея. Обнаружили следы редкого вещества в крови — синтетического снотворного нового поколения, почти не фиксируемого в обычных анализах. Оно вызывает глубокий сон и может привести к летальному исходу в высокой дозе.
Но кто мог им его дать? И как Лев выжил, в отличие от других?
Через несколько дней Лев смог говорить. Первое, что он сказал, едва шевеля губами:
— Я слышал, как мама плакала… потом — как кричал Матвей… потом — тишина…
Он рассказал, что вечером мама кому-то звонила. Говорила о долгах, о том, что “она больше не может так жить”. Потом всех угостила горячим шоколадом, как делала по особым случаям. Уже лёжа в постели, Лев почувствовал себя странно. Ему стало трудно дышать. Последнее, что он слышал — крик брата и звук упавшей кружки.
Следователи пришли к выводу: Наталья, находясь в глубокой депрессии, подмешала сильнодействующее средство детям и себе. Она планировала уйти из жизни вместе с детьми, чтобы “освободить их от страданий”.
Но с Левом произошёл сбой. Его организм, как позже объяснили врачи, по неизвестной причине отреагировал иначе. Он не умер — просто впал в состояние, напоминающее кому. И был ошибочно признан мёртвым.
Ошибку врачей признали, но Лев выжил благодаря чуду и внимательности одной женщины на похоронах.
История потрясла страну. О ней писали в газетах, говорили по телевидению. Лев стал символом того, что даже в самой безнадёжной тьме может остаться лучик жизни.
Он долго лечился, проходил психотерапию. Его взяла к себе родная тётя по матери, переехавшая из другого города. Он пошёл в школу, где не сразу, но стал снова играть на скрипке.
Каждый год, в день, когда всё случилось, Лев приходит на кладбище. Он кладёт цветы к двум могилам. Молча. Без упрёков. С грустью, но и с благодарностью.
Потому что он жив. А это — уже не мало.
…Почему он «умер» в один день с матерью и братом?
Когда мальчика доставили в реанимацию, врачи подтвердили, что он действительно жив, но находится в крайне тяжёлом состоянии. Аппарат ЭКГ показывал слабую, но устойчивую сердечную активность. Оказалось, что его состояние называется «синдром летаргического сна» — крайне редкое неврологическое расстройство, при котором человек впадает в глубокий ступор, практически не подающий признаков жизни. Врачи, прибывшие на место трагедии, по всей видимости, не распознали это состояние.
Но чем больше копали, тем больше появлялось загадок.
Во-первых, мать и второй ребёнок действительно были мертвы. Без признаков насильственной смерти, но и без внятной причины. Медицинское заключение не дало однозначного ответа — остановка сердца у всех троих почти в одно и то же время. Казалось, будто кто-то выключил их изнутри, как лампочки.
Версии были разные.
Кто-то говорил о массовом отравлении, другие — о сердечном заболевании, передающемся по наследству. Но анализы не подтвердили ни первого, ни второго. Единственное, что находилось вне нормы — высокий уровень кортизола в крови у всех троих. Это гормон стресса. Но стресс от чего?
Следствие стало поднимать последние дни семьи. Отец погиб два года назад в автокатастрофе. Мать, по словам соседей, вела себя нормально, но иногда казалась замкнутой. Дети ходили в школу, общались с другими детьми. Ничего подозрительного.
Однако когда полиция забрала ноутбук женщины, они нашли странный документ — дневник, зашифрованный паролем. После его расшифровки стало ясно: мать была в состоянии крайнего психоэмоционального напряжения.
В дневнике она писала:
«Я слышу голос. Он приходит ночью. Он говорит, что скоро придёт за нами. Я не сплю. Я боюсь. Он говорит, что мы уйдём вместе, чтобы быть в покое. Я не верю ему. Но я устала…»
Психиатрическая экспертиза показала, что женщина могла страдать шизоаффективным расстройством, при котором возможны слуховые галлюцинации и депрессивные эпизоды.
Но возникает вопрос: как можно было «уснуть» так глубоко, чтобы врачи приняли ребёнка за мёртвого?
Один из специалистов по сомнологии выдвинул гипотезу:
— Если человек подвергается сильнейшему стрессу, организм может «отключиться» как защита — полностью. Особенно у ребёнка. Это может быть сродни гибернации у животных. Пульс замедляется, дыхание почти незаметно. Без современных приборов почти невозможно определить, жив человек или нет.
И всё же это не объясняло самого главного: что именно вызвало такую реакцию у ребёнка в один момент с гибелью его близких?
Пока мальчик оставался в больнице под наблюдением, с ним работали психологи. Ему было всего 9 лет, но он будто вырос за неделю. Он не плакал, не задавал вопросов, говорил тихо и спокойно. Но однажды, ночью, он сам заговорил с психотерапевтом:
— Я помню… как мама сказала нам лечь спать пораньше. Мы послушались. Она целовала нас и сказала, что утром всё будет хорошо. А потом… была темнота.
— А потом?
— Потом я увидел свет. И слышал, как кто-то зовёт меня. Голос… женский. Но не мамин. Он говорил: «Ещё рано. Ты не должен идти. Вернись».
Психолог записал это в дневник. На следующий день мальчик снова заговорил:
— А потом я проснулся. Было холодно и темно. А потом я услышал крик… И понял, что я в коробке.
Эти слова потрясли даже видавших многое врачей. Мальчик осознавал, что его похоронили живым. Что он проснулся… в гробу.
Началась волна общественного возмущения.
Люди требовали наказания врача, подписавшего свидетельство о смерти. Тот же настаивал, что действовал по протоколу и даже провёл повторную проверку. Но следствие вскрыло факт — проверка была сделана в спешке, без ЭКГ. Его отстранили от работы, а прокуратура возбудила дело о халатности.
Тем временем мальчик восстанавливался. Его перевели из реанимации в обычную палату. Но больше всего врачи опасались не физических последствий, а психических. Потеря матери и брата, ложные похороны, пробуждение в гробу — всё это могло оставить след на всю жизнь.
С мальчиком продолжала работать психолог, которая начала вести с ним «рисуночную терапию». На одном из рисунков он изобразил себя, стоящего у окна, а за окном — мама и брат, улыбающиеся, с крыльями за спиной.
— Они больше не боятся, — сказал он. — А я должен жить. Чтобы быть за троих.
Через три месяца мальчика забрала к себе его тётя — младшая сестра матери.
Женщина прошла долгие курсы психологической подготовки, чтобы научиться правильно взаимодействовать с ребёнком, пережившим такое. Она сменила ему фамилию, перевела в другую школу и старалась не говорить о прошлом. Но ребёнок сам время от времени поднимал тему:
— Я не боюсь смерти. Я уже видел её. Я боюсь не жить.
Прошло два года. Мальчик начал вести блог под псевдонимом. Он рассказывал истории — добрые, поучительные, иногда грустные. У него появилось много подписчиков, но никто не знал, кто он на самом деле.
И только однажды, в день, когда исполнилось ровно два года с той страшной ночи, он опубликовал фотографию: старая могила с тремя именами. Но на табличке одно имя было зачёркнуто. Подпись была простой:
«Меня похоронили. Но я решил — я буду жить.»
